– Я сам его подстерегу! – сердито блеснув глазами, сказал Ленька. – Я ему все припомню!
– Побьешь? – с любопытством спросила Динка.
– Размозжу!.. – стиснув зубы, ответил Ленька, и брови его туго сошлись у переносья. – Пущай меня хоть на каторгу зашлют, а размозжу!
– Да-а, тебе хорошо, ты на каторгу пойдешь, а я как останусь? – забеспокоилась Динка.
– Чего мне хорошо? Каторга не тиятр... Да и без тебя тоже... Я знаешь как в слободное время скучаю по тебе... – мрачно сказал Ленька.
– Я тоже в свободное время скучаю, – вздохнула Динка.
– Ну вот. А хоть с сыщиком, хоть без сыщика, когда б я попался с этими бумажками, так все равно тюрьма! – чтобы повысить себе цену в ее глазах, припугнул Ленька, но девочка совершенно неожиданно рассердилась.
– Не попадайся! – сказала она. – У тебя глаза есть, ноги есть. Не зевай! А в случае чего беги как черт... Кого свалишь на улице, наплевать! Даже больше навали народу – тогда легче скрыться! Вали и вали!.. – размахивая руками, наказывала Динка.
– «Вали и вали»! – передразнил ее Ленька и, схватившись за живот, расхохотался до слез. – Ты, пожалуй, присоветуешь...
– А что же? – развеселилась и Динка. – Все как попадают да как закричат: «Ой-ой-ой, караул!» – полиция сразу и растеряется.
Посмеявшись и похлебав вприкуску горячий чай из Степановой миски, Динка опять заспешила домой.
– Я пойду, а то скоро темно будет, а в темноте знаешь кто меня пугает? – зябко поводя плечами, сказала она и, наклонившись к Ленькиному уху, шепнула: – Хозяин!
Ленька всплеснул руками.
– Да ты что, совсем с ума сошла! – сердито прикрикнул он.
– Нет, Лень, не совсем, но все-таки я очень боюсь, – жалобно сказала Динка.
Ленька задумался.
– Ну ладно! Вот я скоро буду дома, тогда отучу тебя, – серьезно сказал он.
Прощаясь у забора, Динка сказала:
– Ты завтра рано поедешь, Лень?
– Я рано. Я всегда рано... А что?
– Поезжай пораньше и скорей возвращайся, ладно?
– Ладно. А ты гляди, если Костя приедет, не пропусти его... Может, опять про Степана что-нибудь скажет. Не пропустишь?
– Конечно, – вздохнула Динка.
Ей очень не нравилось подслушивать, мама часто говорила, что это делают только очень низкие, неблагородные люди, но отказать Леньке она не могла, он любил Степана и беспокоился за него. Как же отказать?
После обеда мама взяла Динку за руку и сказала:
– Пойдем на нашу секретную скамеечку!
Когда мама удалялась с кем-нибудь из детей на секретную скамеечку, это означало, что она хочет о чем-то поговорить наедине.
Динка обрадовалась и испугалась. Побыть наедине с мамой было теперь редким удовольствием, но о чем она хочет поговорить, девочка не знала.
– Диночка, – сказала мама, когда они сели на скамейку, – почему ты никогда не позовешь к себе в гости того мальчика, с которым дружишь?
Мама спросила так просто, как ни в чем не бывало, но голова Динки сразу въехала в плечи, как будто с неба неожиданно свалился огромный камень и стукнул ее по затылку.
– Ка-кой маль-чик? – с трудом пролепетала она.
– Ну, тот мальчик, который прибежал один раз к нам на площадку. Это, кажется, очень хороший мальчик, и я рада, что ты дружишь с ним, но зачем делать из этого тайну? Почему он никогда не придет к нам?
Динка ободрилась и почувствовала доверие.
– Раньше, мамочка, он боялся хозяина, что кто-нибудь скажет его хозяину, а теперь хозяина убили...
Она рассказала, что Ленька сирота, что хозяин плохо обращался с ним, что он убежал, а теперь хозяина уже нет...
Она говорила осторожно, часто понижая голос, ей казалось, что, приникнув к забору, Ленька слушает ее, но лгать было стыдно и бессмысленно.
– Как же он живет? Кто его кормит? Почему ты никогда не говорила об этом? Ведь он мог бы хоть изредка прийти к нам пообедать... – взволновалась мать.
Но Динка вспыхнула и быстро перебила ее:
– О нет, нет, мама! Он не нищий! Он никогда не хочет есть чужой хлеб! Он любит свой, заработанный!
– Это хорошо, Диночка! Но ведь он еще мальчик. Где же он зарабатывает? – с беспокойством спросила мама.
– Он кому-нибудь поднесет мешок на базаре или еще что-нибудь... Конечно, ему мало дают... Он плохо ест, мама. У него такие худые ребра... – с жалостью вздохнула Динка.
Мать задумчиво смотрела на девочку, перед глазами ее пронеслось трогательное воспоминание о встрече на пристани.
– Если бы мой друг голодал, я не могла бы терпеть этого, Дина, – удивленно и грустно сказала она.
Динка вспомнила свой поход на дачи, обманувшего ее шарманщика и молча хрустнула пальцами.
– И этот мальчик, этот твой Леня, не хочет даже узнать, кто у тебя есть? – снова спросила мама.
– Не хочет? – удивилась Динка, и лицо ее сразу посветлело. – Да он всех знает, мамочка! И тебя, и Мышку, и Алину, и Катю – всех, всех! Когда ему скучно, он приходит к нашему забору. Он видел, как мы встречали тебя.
– Ах, Дина, Дина! – с глубоким волнением сказала мать. – Так легко ты говоришь об этом! Ведь у этого мальчика никого нет.
Глаза Динки потемнели, горечь упрека матери больно кольнула ее в сердце.
– У него есть, мама... У него есть одна подружка... Она жалеет его, мама... Это неправда... – тихо сказала она, низко опустив голову.
– Тогда... скажи ему, что твоя мама просит его прийти... скажи, что она рада вашей дружбе... – с волнением сказала мать.
– Я скажу, – тихо прошептала Динка.
Обе долго молчали. Потом мама встала и пошла по дорожке.
Динка осталась одна, не зная, плохо или хорошо то, что случилось... Что скажет на это Ленька?