Динка задумалась.
– Под забором холодно. Земля мокрая... Может, перед сном натереть тебя скипидаром с жиром, как Никича? Это против простуды, кажется...
– Ну, Никич старик, а я молодой. У меня свой жир небось... – махнул рукой Ленька.
Динка с сомнением поглядела на его торчащие лопатки и голую худую спину.
– Нет, Лень, у тебя одна гусиная кожа. Ты очень худой... Нельзя тебе ночевать под забором, ты и от скипидара не согреешься!
– Может, конечно, и дождь пойти. Под прикрытием бы лучше... Я и сейчас еще не согрелся со вчерашней ночи... Может, в город поехать, подработать что-нибудь да и около вокзала пошататься. Там таких много, бездомных... – соображал вслух мальчик.
– Нет! – строго сказала Динка. – Я знаю, где тебе ночевать! На нашей городской квартире, вот где! У мамы есть запасной ключ от черного хода, там только пройти через сарайчик – и уже дома! Никто тебя даже и не увидит! Только надо поехать, когда стемнеет. Сегодня мама поздно вернется, давай вместе поедем! Я дорогу хорошо знаю. Поедешь, Лень?
– Ну что ж! – согласился Ленька. – Мне бы это хорошо... Утром встану, заработаю что-нибудь на базаре и приеду! А там, глядишь, и пароход мой придет!
Посидев еще немножко и вволю наговорившись о событиях этой ночи, друзья пошли на пристань.
– Пароход «Надежда» придет послезавтра, один день будет тут разгружаться да нагружаться... – сообщил им Минька. – Отец сказал, что он потом аж до Казани пойдет.
– А далеко это? – спросила Динка, но никто из мальчиков не знал.
– Ладно! – махнул рукой Ленька. – Лишь бы взяли меня, а уж куда плыть – не наше дело!
Он думал теперь о том, что утес перестал быть его надежным убежищем и что в длинные осенние ночи негде приклонить ему голову... А Макака?.. Что ж Макака! Она в тепле. Подождет, поскучает... Что делать?
Под вечер, когда уже начинало смеркаться, Динка взяла потихоньку ключ от черного хода городской квартиры и выехала вместе с Ленькой в город.
К поездке в город Динка приготовилась тщательно; она достала из шкафа короткое летнее пальто, вынула из картонки свою красную фетровую шляпу с широкими лентами, завязывавшимися под подбородком, положила в маленькую корзиночку хлеб и, сообразив, что на билеты нужны деньги, осторожно открыла ящик маминого письменного стола... Там после отъезда Лины всегда лежали мелкие деньги на хозяйство. Динка подержала в руках полтинник, потрогала мелочь... Потом оставила мелочь в столе, а полтинник положила в карман. Мало ли, что может случиться в дороге – ведь назад ей придется ехать одной, без Леньки.
Сложив все свои вещи в кучу, девочка отнесла их к лазейке и только тогда сообщила Мышке, что идет на фейерверк.
– Но мама не велела никуда уходить. Она сказала, чтобы мы помогли Никичу перебраться из палатки в кухню.
– Молчи, пожалуйста! Алину на пикник взяли, а мне даже на фейерверк нельзя, да?
И, показав сестре язык, Динка исчезла.
Увидев девочку в пальто и нарядной шляпе с бантами, Ленька неодобрительно хмыкнул:
– Чего вырядилась как на свадьбу!.. Когда б еще я в матросском воротнике был, а то едешь как барыня со слугой!
– Да ведь мне надо прилично... Вдруг я встречу дворника Герасима – пускай он думает, что я с мамой... – оправдываясь, сказала Динка, но все-таки сняла с головы шляпку и, держа ее за ленты, бегала по всей палубе.
– Да уймись ты, чего бегаешь? – урезонивал ее Ленька.
– А чего мне униматься? Я же с билетом еду!
Ленька купил им обоим билеты, разменяв полтинник, и сунул сдачу к себе в карман.
– Конфет у меня не проси в городе. Я завтра подработаю и доложу те, что потратил, а ты потихоньку обратно в ящик опустишь, – строго сказал он подружке.
Динка ничего не просила, сойдя с парохода, сразу заторопилась на квартиру. Уже начало темнеть, и она боялась поздно возвращаться одна домой.
– Идем скорей! Нам по Дворянской, мимо игрушечного магазина Христанзена...
Они прошли несколько улиц. В магазинах уже зажглись витрины. Дворянская улица считалась главной улицей в городе, и по ней непрерывно сновали нарядные экипажи. Лошади, покрытые цветными сетками, горделиво переступая тонкими ногами, обернутыми по щиколотку белым холстом, останавливались у богатых магазинов. По тротуару гуляли хорошо одетые люди – дети, дамы, мужчины... На углах улиц стояли городовые.
Леньку стесняла вся эта празднично разодетая богатая публика.
– Ну, куда залезла! – запахивая свой пиджачок и стараясь прикрыть им залатанные штаны, хмуро говорил он. – Здесь одни баре... Обошли бы стороной как-нибудь...
– Вот еще! – дергала плечами Динка. – Нам на них наплевать! Что мы, в дом к ним пришли, что ли! Не смотри на себя – и все!
Она подбегала к витринам с игрушками, показывала Леньке кондитерские с выставленными в окнах красивыми коробками.
– Вот это купим! И это купим! Все мы себе купим, когда забогатеем, да, Лень? – весело болтала она. Только у двух магазинов ее болтовня смолкла. У одного она вдруг закрыла обеими руками глаза и жалобно сказала: – Веди меня, Лень... Здесь большие галоши. Я очень боюсь их. Это «Треугольник»...
– А что тебе они сделают? – засмеялся Ленька, держа девочку за руку и разглядывая выставленную на витрине огромную, в человеческий рост, галошу...
Около магазина с гробами, ангелами и венками Динка совсем уткнулась головой в его пиджак.
– Я здесь не дышу... – серьезно сказала она, пятясь боком. Наконец с главной улицы они свернули куда-то вбок, и Ленька указал пальцем на один из переулков:
– Не эта ли?
Но Динка поспешно схватила его за вытянутый палец и строго сказала: