Динка - Страница 185

К оглавлению

185

Андрей вдруг подумал, что этот день в его жизни совсем не будний, а праздничный, и если б ему снова пришлось решать вопрос – ехать или не ехать на эту поляну, он даже не стал бы раздумывать!

Набегавшись, Динка вытащила из своего ранца два ломтя хлеба, намазанного сладким хреном; Андрей взял из дому бутерброды с колбасой... Поделившись поровну, они оставили крошки для птиц, с трудом нашли Динкины башмаки, кое-как напялили их на мокрые чулки и с огромными охапками цветов медленно побрели к остановке трамвая.

Прощаясь с поляной, Динка долго пятилась задом, кланяясь и повторяя:

– Спасибо вам! Спасибо!

Из Пущи-Водицы Динка вернулась сияющая, с огромной охапкой цветов.

– Берите, берите! – кричала она с порога. – Берите их от меня! Я уже совсем объелась ими! Ох, Мышенька, я, наверное, и сама вся фиолетовая! А в глазах у меня все голубое, желтое, зеленое... И такое теплое, мохнатенькое...

Динка требовала, чтобы все прикладывали цветы к губам, щекам, и спрашивала:

– Вкусные, да? Я чуть не съела там всю поляну!

– Да где же ты была? – беспокоились домашние, с недоумением глядя друг на друга.

Динка, почуяв опасность, поторопилась выкрутиться:

– Нигде я не была. Мне один мальчик дал. Просто он шел с цветами, а я шла без цветов. И он сказал: «Девочка, я вижу по твоим глазам, что ты очень хочешь цветов!» А я сказала: «Да». Ну, он и дал мне эти цветы!

– Сказка про белого бычка, – усмехнулся Вася.

– А может, и правда? – нерешительно предположила Мышка.

– Неправда, – резко сказала Алина. – Правду она скажет только маме.

– Она и мне скажет, и тебе скажет, и Мышке, только не стойте у нее над душой, – тихо сказал Леня, отводя в сторону сестер. – Что вы, не знаете ее разве? Не спрашивайте, и она скажет сама!

– Мама, – говорила, засыпая, Динка, – давай летом снимем дачу в Пуще-Водице! Я ездила туда с нижним мальчиком, он очень хороший мальчик, его зовут Хохолок... И он сказал: «Хочешь, я покажу тебе фиолетовую поляну?» А я сказала: «Да». И мы поехали и привезли цветы... Это цветы «сон», и мне от них хочется спать...

На другой день, встретив Андрея, Леня сказал:

– Это ничего, что ты свозил мою сестру за цветами, только следующий раз ты так не делай.

– Она очень просила... – смутился Андрей.

– Ну, это она умеет! Она что хочешь выпросит, а ты не поддавайся. А то она как повадится с тобой ездить, так только и будешь кататься!

Глава 14
Послание Волги вихрастой девочке Динке

Но Динка и не думала никуда ехать. Еще не отцвела в ее глазах фиолетовая поляна, как новое сказочное чудо произошло в ее жизни. Случилось это так.

Под вечер, когда Алина ушла к подруге, а Мышка сидела в ее комнате и, заткнув пальцами уши, читала Диккенса, почтальон принес письмо; оно было адресовано Динке.

– Ого! – сказала Марина, взвесив на руке конверт. – Вот так письмо! За семью сургучными печатями да в двойном конверте... Это от Никича.

Динка разорвала конверт и вытащила большой лист, исписанный печатными буквами.

Сверху стояло:

...

ЧИТАЙ САМА

– Ну, значит, тут какой-то секрет. Иди в свою комнату и читай сама, – сказала Марина.

Динка пошла, села на свою кровать и, положив на колени лист, начала читать.

«Здравствуй, друженька моя Динка!

Пишет тебе твой старый дед Никич.

Получив твой наказ, приоделся я по-праздничному и пошел к матушке Волге...»

Руки Динки задрожали. Слезы часто-часто закапали на лист...

Вот что писал дальше Никич:

«...Подошел я к берегу... А она, сердечная, пенится, хлопочет. Только-только ото льда освободилась, гонит последние льдины по течению и шумит на них, сердится... Ну, думаю, вот уж гость не вовремя... Ан нет! Приплеснулась она вдруг близехонько к бережку и навроде золотой рыбки спросила:

– Чего тебе надобно, старче?

Поклонился я тут низко-низко:

– Поклон тебе, матушка Волга, от вихрастой девочки Динки. Помнишь ли ты ее?

Всколыхнулась желтенькая водичка, набежала, как слеза, на песок:

– Я всех мальчиков и девочек помню, а твою вихрастую не раз купала, и на утесе ее видала, и пароходом ей из Казани ее друга Леньку везла... Жива ли, здорова ли Динка?

– Жива и здорова она, матушка Волга, только плачет, по тебе скучает, и водичку твою желтенькую поминает, и во сне на утесе сидит, пароходы твои в плаванье провожает... Что велишь передать ей, матушка?

Закудрявились гребни волн белой пеною, словно сама матушка седою головой покачала:

– Пусть не плачет, не горюет вихрастая. Жизнь еще велика, мы свидимся... И приму я ее, и обласкаю, только передай ей завет мой – пусть придет ко мне с чистой совестью, с теплым сердцем, к чужому горю отзывчивым, с трудовыми руками, а не с барскими ручками, чтобы все люди сказали: хорошая девочка Динка, не посрамила она свою матушку Волгу...»

Долго-долго плакала Динка... А в соседней комнате тревожно прислушивались к ее плачу Марина и Ленька.

– Что же пишет ей Никич? Не заставит он плакать зря, – теряясь в догадках, шептала Марина.

Ленька стоял у окна и, стиснув зубы, думал о том, что напрасно увел свою Макаку с утеса, лучше взял бы ее за руку и пошел с ней по белу свету... Ни одной слезинки не уронила б она, всех обидчиков ее убивал бы на месте он, Ленька. Лучше б им и на свет не родиться... А здесь... Не хозяин он здесь, не защитник... Стоит как столб и не смеет вступиться...

Леня круто повернулся к Марине.

– Мать, – глухо сказал он, не замечая, что впервые называет ее этим именем. – Уйми ее... Или я сам пойду!

– Потерпи, Леня, голубчик... Ничего не сделает Никич зря.

– Все равно, мать... Хоть бы и Никичу, а не дам я ее слезами извести!

185