– Неужели ты не читала? Обязательно прочти! Это же интересная книга... – говорил Гога.
Динка не слышала, что отвечала Мышка. Она была очень обижена и на сестру, и на Гогу.
За калиткой стояли Катя и Костя. Они о чем-то тихо разговаривали.
Костя познакомился с семьей Арсеньевых еще на элеваторе. Сначала он приходил только на занятия в воскресную школу Марины, потом, сблизившись с Арсеньевыми, стал выполнять небольшие поручения товарищей, а когда в подпольной типографии понадобился знающий и верный человек, Костя привел к Арсеньевым своего друга, типографского рабочего, Николая... Бывали дни, когда Костя и Николай выходили из типографии с воспаленными от усталости глазами, но работа никогда не останавливалась. Потом Николая арестовали, Косте пришлось уйти со службы... Долгое время он жил в семье Арсеньевых и особенно сдружился с Катей. Дружба эта была неровная и часто кончалась ссорой, которую разбирала Марина... Шестнадцатилетняя Катя ходила еще в гимназическом платье, она была очень строга и не любила шуток, а Костя часто поддразнивал ее, выпрашивал на память ленточки, а потом терял их... Катя обижалась, плакала... В тысяча девятьсот седьмом году Костя был арестован. Когда он вышел из тюрьмы, семьи Арсеньева уже не было на элеваторе. Марина с Катей и с детьми уехала к Олегу, сам Арсеньев был в Финляндии. В эти тяжелые годы Катя выросла, повзрослела, Костя вступил в партию... Ему поручались серьезные, ответственные дела, в которых нередко участвовали и сестры.
В семье Арсеньевых Костя по-прежнему был своим, близким человеком, и, когда он долго не приезжал, Марина тревожилась, а Катя не находила себе места...
Теперь, стоя у калитки, Костя почему-то не шел в дом, а о чем-то тихо советовался с Катей. Потом громко сказал:
– Так ты иди, а я вслед за тобой. Только предупреди Марину Леонидовну, что мне необходимо это знакомство.
Катя открыла калитку и увидела Марьяшку.
– Возьми ее за ручку! – сказала она Динке.
Но Динка подбежала к Косте поздороваться.
– Здравствуй, здравствуй! – рассеянно сказал он, погладив ее по голове.
– Иди к нам, Костя! Что ты тут делаешь? – спросила Динка и, вспомнив мамино поручение, обернулась к Кате: – Катя, тебя мама ищет!
– Иди, иди! Мы сейчас... – ответила Катя. Динка взяла Марьяшку за руку и пошла. Посредине дороги девочка вдруг попросила:
– Понеси меня!
Но Динке не хотелось нести тяжелую Марьяшку, настроение у нее было испорчено ссорой с Мышкой и Гогой, она злилась на Крачковскую за то, что эта гостья замучила маму, обижалась на Костю, который встретил ее как-то равнодушно, и жалела весь этот пропавший зря мамин день.
– Иди ножками, – сказала она Марьяшке.
Мать девочки была уже дома. Она подхватила дочку на руки, целуя ее, сказала:
– Ишь, выспалась, наелась, румяная какая! – И, обернувшись к Динке, добавила: – Спасибочко вам...
Марьяшка что-то защебетала, полезла с ногами на лоскутное одеяло и, показывая Динке бумажные цветы, спускающиеся двумя гирляндами с иконы, причмокнула языком:
– Эна!
– Не тронь, не тронь, дочка! – снимая ее с постели, сказала мать. – Это боженькины цветочки!
Когда Динка пришла домой, Костя уже сидел на террасе, пил и оживленно рассказывал что-то мадам Крачковской, Катя и Марина были тут же.
– Я очень люблю рыбную ловлю, – вдруг сказал Костя. – Хотелось бы недельки на две снять где-нибудь тут комнатку и порыбачить... Но, кажется, все комнаты и дачи уже заняты.
Динка с удивлением взглянула на мать. Как было б хорошо, если бы Костя пожил у них! Но мама как-то неуверенно сказала:
– Можно было б у нас... может, на террасе?
– Позвольте! У меня в саду совершенно пустует флигель. Там никто не живет... Вы сможете свободно располагаться в нем, когда вам угодно! – любезно предложила Крачковская. – Кстати, Гога тоже мечтает о рыбной ловле. Это было б чудесно!
– Ну что ж... Спасибо за гостеприимство! Я с удовольствием воспользуюсь им на недельку, – поклонившись, сказал Костя. На лице его действительно было выражение полного удовольствия, и Динка сердито пожала плечами.
«Очень надо идти к Крачковским! Как будто один Гога хочет ловить рыбу... – обидчиво подумала она, искоса взглядывая на Костю. – Подумаешь, какой... Пойдет к Крачковской! И почему это ни мама, ни Катя ничего не говорят ему?»
Катя даже, наоборот, быстро сказала:
– Вот и хорошо! А то у нас и правда негде отдохнуть. На террасе шумно.
Костя еще раз поблагодарил за любезное приглашение.
– Я могу даже дать вам ключ. И познакомлю вас с нашим сторожем... Можете приходить когда угодно, вы никого не побеспокоите! – рассыпалась в любезностях Крачковская.
Костя был очень доволен. Высокий, черноволосый, с живыми карими глазами, Костя был бы даже красивым, если бы его не портил широкий нос и веснушки. Сейчас он казался моложе своих лет, смеялся, острил... И в конце концов пошел провожать мадам Крачковскую с Гогой до самой их дачи.
Когда гости ушли, из-за забора выглянула голова Алины.
– Динка! – громким шепотом позвала она. – Ушли Крачковские?
– Ушли, ушли! – закивала ей Динка.
– Ой, я так устала! – пожаловалась, входя на террасу, Алина. – Я ходила, ходила... Налей мне чаю, мамочка!
Костя вернулся скоро. Дети сидели за столом. Марина разливала чай.
– Ну, все хорошо! – потирая руки, сказал Костя. – Великолепная дача, в саду отдельный флигель, калитка. Я имею ключ и милостивое разрешение ночевать в этом флигеле, когда задерживаюсь у вас в гостях, – засмеялся он, падая в кресло и задумываясь о чем-то. – Черт побери! – сказал он вдруг. – До чего же несправедлива жизнь! Богачи держат на замке пустые дачи, а беднякам негде головы приклонить. Если бедняк женится и у него появляется семья, то дети его дышат смрадным воздухом подвала. Если б я сейчас женился, то со мной произошло бы то же самое... Негде жить, нечем детей кормить... – Костя закинул за голову руки и хрустнул пальцами. – Знаете, когда я женюсь? – блеснув глазами, сказал он неожиданно. – Я женюсь, когда мальчишки вытащат из струковского сада одну самодовольную статую и будут волочить ее на веревке по улицам, когда над дворцами взовьются красные флаги и тот, кто поведет нас в последний бой, скажет: «Ну, Костя, теперь давай строить новую жизнь и растить свободных людей...» Вот тогда я женюсь, и у меня родится сын! – мечтательно сказал Костя. – Я хочу, чтобы мой сын родился свободным! – добавил он с гордостью.