«Ну, посмотрим! В общем, я думаю, это ненадолго, она найдет какой-нибудь выход...» – насмешливо улыбнулась Катя.
На другой день Марина объяснила Динке, почему она не должна больше приходить на чтения. Беседа была тихая, спокойная; растрепанная книга лежала тут же, и Динка помогала матери собирать и подклеивать страницы.
«А теперь иди, – сказала ей мать, когда страницы были подобраны. – Мы будем читать».
Динка ушла, но потом вернулась и стала около двери. Она не рвалась в комнату, не просила, не плакала. Но с тех пор, как только Алина и Мышка усаживались около матери, Динка усаживалась за дверью и, приоткрыв щелочку, жадно ловила мамин голос.
Когда в комнате раздавался смех, она тоже тихонько смеялась, а когда Мышка начинала шмыгать носом, девочка отходила подальше. Потом снова возвращалась и, приоткрыв щелку, испытующе смотрела на лица. Иногда, забывшись, она просовывала в дверь свою лохматую голову и, стоя в таком неудобном положении, слушала.
«Мама, она мешает!» – недовольно говорила Алина.
«Пустим ее», – просила Мышка.
«Рано еще», – вздыхала мать.
Один раз мать читала очень грустную повесть о мальчике, которого отдали из приюта в деревню к очень злой женщине. Динка сидела на порожке и слушала. Она сидела тихо, размазывая на щеках слезы, и только в самых грустных местах повести молча ударяла себя кулачком в грудь.
«Пустим ее...» – как всегда, попросила Мышка.
«Попробуем... Диночка, ты уже научилась хорошо слушать?» – спросила мама.
«Научилась, – серьезно ответила Динка. – Но только мне лучше сидеть на порожке, потому что я иногда ухожу за дверь и что-нибудь меняю».
«Как это?» – удивилась мать.
«Ну, просто я сама все меняю... Плохие у меня сразу умирают, а хорошие ходят гулять и все самое вкусное едят, и я там с ними... мед-пиво пью, по усам течет», – задумчиво сказала Динка.
«Но ведь ты плакала сейчас, – напомнила мать. Она была совершенно озадачена тем «выходом», который нашла для себя Динка. – Почему же ты плакала?»
Динка вздохнула:
«Я не успела переменить, он уже умер».
Видимо, придуманные ею самой «хорошие концы» все же не удовлетворяли ее, она предпочитала, чтобы это сделал сам автор книги, и, если бывало, что все кончалось хорошо, она хватала у матери книжку и, прыгая с ней по комнате, кричала:
«Мед-пиво пьем! Мед-пиво пьем!»
С тех пор, как только Динка во время чтения поднималась и уходила за дверь, Мышка тихо говорила:
«Пошла уже... варить мед-пиво...»
Солнце золотило склоненную голову Динки. Вокруг нее на полу в беспорядке валялись книги.
«Пещера Лихтвейса... Пещера Лихтвейса...» – тихо повторяла про себя Динка. Ей очень хотелось принести Леньке эту книгу. Но «Пещера» не попадалась. Взамен ее внимание девочки приковывали другие книги, с интересными названиями.
Но кто знает, какие это книги? Например, «Гуттаперчевый мальчик»?..
Динка долго держала в руках эту книжку, ощущая тянущее беспокойство за судьбу гуттаперчевого мальчика, потом, отложив ее в сторону, снова занялась поисками «Пещеры Лихтвейса». Но в это время в комнату вошла Мышка.
– Что это ты роешься тут? – с испугом спросила она. – Разве можно класть книги на пол? И руки у тебя, верно, грязные.
Динка показала руки. Мышка придирчиво и обиженно ткнула пальцем в темное пятно на ее ладони:
– А вот, вот!..
– Это ничего! Это сухая грязь... Не толкайся... Это же просто пыль, пыль! – защищаясь, кричала Динка. – Отстань от меня, какая... Гогша!
Динка не могла простить сестре ее дружбу с Гогой и, сердясь на нее, называла ее Гогшей.
Но когда дело касалось книг, Мышка становилась яростной.
– Ну и пускай я буду Гогша! А ты уходи! Не трогай! Разбросала все! Зачем сама полезла? Лучше мне сказала бы! – чуть не плача, кричала она.
– Ну, дай сама! – не желая с ней ссориться, согласилась Динка. – Мне нужно «Пещеру Лихтвейса», – с трудом выговорила она.
Мышка сразу насторожилась.
– Я не знаю такой книги, – с удивлением сказала она.
– Ну, тогда, может, она на чердаке есть, в папиных книгах? – спросила Динка.
– Нет... Я там все знаю. Там уже я только одного Фореля не читала да еще всякие инженерные книги, а то все... – в недоумении протянула Мышка и, сморщив лоб, переспросила: – Как называется? Какая пещера?
– «Пещера Лихтвейса», выпуск пять копеек, – пояснила по складам Динка.
– Выпуск пять копеек? Ой, подожди... Я один раз купила такую книжку. Это, может быть, Нат Пинкертон? – озабоченно спросила Мышка.
– Нет, я же тебе говорю: «Пещера Лихтвейса». Но если у тебя ее нет, так давай хоть Нат Пинкертона! – соглашается Динка и, чтоб вызвать сочувствие сестры, добавляет: – Это для одной сироты!
– Да у меня давно уже нет этой книжки, я ее сейчас же выбросила. Мама сказала, что такую гадость противно взять в руки!
– Да, мне тоже не очень понравилось. Там все какое-то ненастоящее... Но этот мальчик хочет все-таки почитать!
– Не надо! Я лучше дам ему другую книжку, настоящую. Я поищу что-нибудь хорошее, – пообещала Мышка.
– Принимайте гостью-то! Два часа ребенок в калитку колотит, а они как глухие! – крикнула из сада Лина.
– Ой, Марьяшка! А я почитать хотела! – выбегая на террасу, с сожалением говорит Мышка.
– И у меня всякие дела... Мне тоже некогда! – перегоняя ее, кричит Динка. – Марьяшечка, не стучи, мы идем!
Но Марьяшка изо всех сил колотит своей ложкой в калитку.
– Кисей будет? – привычно осведомляется она. Круглая мордочка ее с красной пуговкой посередине, голубые веселые глазки и толстенькие, словно надутые, щечки вызывают в девочках неудержимую нежность.