– Утопнешь, дура! – изо всех сил орет Трошка.
Но Динка снова показывает ему кулак.
С пристани доносится гудок парохода... Куда он идет? Если мимо, то от него побегут большие волны. Динка пугается и поворачивает назад. На берегу останавливаются люди. Минька и Трошка что-то объясняют им, показывая на девочку.
– Пароход! Пароход! – кричит мальчик с баржи.
Посредине реки с длинным протяжным гудком проплывает пароход. Динка торопится. «Сейчас будут волны... Сейчас будут волны...» – зажмуриваясь, думает она. С берега ей машут руками и что-то кричат. Динка гребет изо всех сил. Первая большая волна поднимает ее вверх и, опрокинув навзничь, бросает вниз. Динка заглатывает воду, теряет из виду берег, но в памяти ее звучат слова мамы: «Не бойся ничего, на тебе волшебный лифчик...» Динка поворачивается, вскидывает голову и снова видит берег... Теперь он кажется ближе, она выплевывает изо рта воду, жадно хватает воздух.
С баржи, подняв вверх руки и сложив вместе обе ладони, бросается в воду мальчик. Наклонив вниз голову, он плывет крупными саженками наперерез Динке... Динка видит его уже почти рядом...
«Топить будет», – с ужасом думает она и шарахается в сторону.
– Не бойся, не бойся! – кричит ей незнакомый чужой голос. Новая волна тащит Динку вниз и накрывает с головой. Чья-то рука больно вцепляется в волосы и сильным рывком поднимает захлебнувшуюся девочку над водой... На один короткий миг Динка видит бледное мокрое лицо мальчика с баржи. Она хочет ударить его, вырваться, закричать, но вода залепила ей рот и нос, ей нечем дышать... Лицо мальчика то исчезает, то снова появляется рядом. Синие губы его шевелятся:
– Не бойся... Не бойся...
Громадная пенистая волна накрывает их обоих.
– Лодку! Эй, лодку! – кричат на берегу.
Из-за баржи выплывает рыбацкий челнок. Седой старик молча налегает на весла. Белобрысый паренек нетерпеливо вертится на корме...
– Не видать что-то, Митрич. Греби скореича... Эй, эй! – поравнявшись с баржей, кричит он. – Эй, хозяин!
Из домика на барже выходит бородатый человек в плисовой поддевке и высоких сапогах.
– Ленька твой тонет, слышь, хозяин! – приподнявшись в лодке и указывая на реку, кричит парнишка.
Хозяин подходит к самому краю баржи и, приложив к уху ладонь, спрашивает:
– Чево гукаешь?
– Ленька тонет! – уже издалека кричит ему парень, сбрасывая рубашку.
Хозяин глядит по направлению лодки и смачно плюет за борт.
– Ах ты, гнида паршивая... – бормочет он, торопясь на берег.
А в темной воде, то появляясь, то исчезая, барахтаются двое детей: мальчик – постарше, девочка – помладше.
Изо рта Динки льется вода, из груди вырывается громкий плач.
– Ну, оживела теперь! – весело говорит белобрысый паренек.
– Чья такая? – сочувственно спрашивает простоволосая женщина.
– Да, видать, с дачи. Мало ли их тут понаехало, – отвечает ей товарка.
– Да... река, она шутить не любит, – глядя на девочку, глубокомысленно бросает седой рыбак.
– И ведь скажи, куда заплыла-то! Чего ее занесло? – удивляются собравшиеся на берегу.
– А я тута недалечко белье полоскала. Слышу, ребята шумят: девчонка топнет! Батюшки, думаю, не моя ли? И, как была, подхватилась, бегу, ног не чую! Ведь вот тоже цельный день в воде торчит, хоть говори, хоть не говори... Ну, думаю, убью, на месте убью, коль моя! – тараторит какая-то женщина. – Ведь мне за ней приглядывать некогда... Я внаймах живу! – Она глубоко вздыхает и, взглянув на Динку, машет рукой: – Слава богу, не моя!
Девочка сидит на песке в мокром платье, с волос ее стекает вода, в ушах стоит шум. Она разбита, уничтожена, побеждена самым позорным образом, ее тащили за волосы, топили, как щенка. Она боится поднять голову, открыть глаза. Голоса взрослых долетают до нее откуда-то издалека, она не слушает и не понимает, о чем они говорят.
– Вот ты баешь: не моя – и слава богу! А что твоя, что чужая – все едино живая душа. Ведь это когда б не мальчонка, дак поминай как звали... – рассуждает рыбак.
– Он ее, дяденька, еще с баржи приметил да как сиганет в воду! – захлебываясь, объясняет подросток.
– Верно, верно, когда б не он, пропала бы... – подтверждают вокруг.
– Ишь сочувственный какой. Сам-то небось напужался до смерти... Инда трясет его, бедняжечку, – раздаются жалостливые голоса женщин.
– Обыкновенное дело, тоже воды хлебнул немало... А между прочим, мы с Митричем тащим их, а он вцепился ей в гриву и не пускает... Пусти, кричу, Лень! А он держит. То ли рука у него онемела, то ли боялся, что упустим ее, – усмехаясь, рассказывает белобрысый парнишка.
Ленька, стоя поодаль, ежится от озноба. Длинные холщовые штаны липнут к его ногам, лицо покрыто мелкой рябью, глаза смотрят испуганно... К кучке людей торопливо идет хозяин баржи...
– И ведь вот как чудно на белом свете, – степенно рассуждает Митрич. У него мягкие курчавые волосы с сильной проседью и такая же курчавая с проседью борода, а глаза светлые, лучистые. Такие глаза со светинкой называются «божий дар», и все, что бы ни говорил Митрич, они освещают своим внутренним чувством. – Чудно... – повторяет он, покачивая головой. – У бедного человека полна изба, иной и рад бы от лишнего рта ослобониться, дак вот ведь живут и в огне не горят и в воде не тонут, а у господ и няньки, и мамки, а дите углядеть не могут.
Динке холодно, она съеживается в комочек и еще ниже опускает голову. Какая-то женщина наклоняется к ней, гладит жесткой ладонью мокрые волосы и участливо спрашивает: