Динка - Страница 82

– Алина! – говорит она. – Мама приедет, как обычно. Возьми часы и объявляй!

Алина забывает, что она уже «взрослая», и вприпрыжку бежит за часами.

– Пароход «Гоголь» вышел из Самары! – каким-то особенным голосом объявляет она.

Динка вместе с сестрами радуется приезду мамы и беспокоится, что этим же пароходом приедет Ленька, на заборе появится флажок, а ей нельзя будет уйти из дому. Мама приезжает веселая, и всем сразу становится весело. К обеду возвращается откуда-то и дедушка Никич. Динке очень хочется помириться с дедушкой, но она не знает, как это сделать.

– Сегодня мама раньше приехала! – заглядывая ему в лицо, говорит она за обедом.

Но Никич не обращает никакого внимания на ее слова, он говорит со всеми, кроме Динки, и девочке становится обидно.

«Ладно, ладно!» – думает она.

Но когда обед кончается и Никич идет к себе в палатку, Динка бежит за ним и, догнав его у самого входа, смущенно предлагает:

– Давай помиримся, дедушка Никич, а то нам все некогда – то тебе, то мне.

Старик останавливается и холодно спрашивает:

– А как это наспех мириться, по-твоему?

– Не знаю... Просто, чтобы все по-прежнему было.

– А если у человека обида есть, то куда она денется? – спрашивает опять Никич.

Динка опечаливается:

– А у тебя еще есть обида?

– Конечно. Нагрубила ты мне, старику, обидела меня, как же я могу быть с тобой по-прежнему? Что ты для этого сделала? Пришла ли, прощенья ли попросила, совесть ли тебя мучила?

– Совесть мучила, – говорит Динка. Старик молча смотрит на нее.

– Видно, мало мучила, – говорит он и уходит в свою палатку. Динка присаживается на пенек у входа и, подперев рукой щеку, задумывается. Никич прибирает свою постель на нарах, переставляет что-то на столе и, выглянув из палатки, видит девочку:

– Ступай. Чего сидишь?

– А ты не будешь мириться? – спрашивает Динка.

– Опять тот же разговор... Я ж тебе объяснил, – пожимая плечами, говорит Никич.

– Ну, так и я тебе объяснила, – отвечает Динка.

– Что ты мне объяснила?

– Что меня совесть мучает... – со вздохом говорит Динка.

– Ну, – разводит руками Никич, – ты сама виновата.

– А разве я говорю, что ты? Я только говорю: давай мириться, потому что меня совесть уже мучила.

Но Никич не сдается.

– Иди, иди... Пусть еще помучает, – говорит он, легонько поворачивая девочку за плечи.

– Нет, – говорит Динка. – Уже хватит. Мне ведь без тебя скучно... Давай на правду мириться, дедушка Никич!

– Ну, гляди... чтоб этой грубости больше не было! – грозит ей пальцем Никич.

– Конечно. Я и сама не хочу – ты очень долго сердишься... С тобой надо по-хорошему, – соглашается Динка и, обхватив шею Никича, звонко чмокает его в щеку. – Вот и помирились! Ну, я пойду!

Старик озадаченно смотрит ей вслед и, махнув рукой, уходит в палатку.

Динка мчится к забору. Если Ленька пришел, ей надо сказать ему, что мама сегодня дома. Но Леньки нет, и солнце уже садится. Как же быть? Ей же нельзя бегать каждую минуту и оставлять маму. Она так соскучилась по маме... Ей бы только знать, что Ленька приехал и заработал себе на еду...

– Лень! – тихонько зовет Динка, прижимаясь лицом к щели.

– Макака! – выскакивает вдруг из кустов Ленька. – Это ты тут? А я думал – опять Алина, и запрятался, – шепотом говорит он.

– Мама приехала... – не слушая его, торопливо шепчет Динка. – Я не приду... У тебя есть еда?

– Я ел... Со мной один случайный случай вышел. Помнишь студента, того, в шинели, мы еще рыбу ему дали? – прижимаясь к щели, спрашивает Ленька. – Так я у него чай пил... и вот, гляди, что тебе принес. – Ленька просовывает в щель нагревшийся от его руки стеклянный шарик. – Он сам дал... Ты на свет погляди, там внутри вроде картинка... Пароходы плывут, лодки...

– Ой, – восхищенно шепчет Динка, – какой красивый шарик!

– Приходи завтра на утес... с утра приходи. Я тебе что расскажу... из-за чего у нас дружба вышла со студентом-то этим...

Но Динка занята стеклянным шариком. Бока его помяты и исцарапаны.

– Лень, а почему этот шарик вот тут поцарапан?

– Да он им сахар бил. Как стукнет при мне, я аж испугался. Такую-то драгоценную вещь портить... – Ленька вдруг замолкает и, пригнувшись, быстро скрывается в кустах.

– Дина, с кем ты разговариваешь? – окликает сестру Алина. Динка прячет за спину шарик и отходит от забора.

– Я ни с кем не разговариваю.

– Нет, ты разговаривала, – раздвигая кусты и заглядывая через забор, говорит Алина.

Динка сердито выпячивает нижнюю губу. «Вот еще какая искательница! Чуть-чуть Леньку не выискала», – недовольно думает она и, желая подразнить сестру, безразлично говорит:

– Я просто сказала: иди, иди себе, дурак!

Алина широко раскрывает глаза:

– Кому ты сказала?

– Да одному человеку, потому что он все ходит да ходит тут, – искоса наблюдая за сестрой, сочиняет она.

– Какому человеку? Где он ходил? Тут был какой-то мальчик... – оглядываясь, говорит Алина.

– Ну нет... Это так один... с бородой... – пугает Динка. Но Алина вдруг успокаивается:

– С бородой? Так это дачник. Как же ты смеешь обругивать кого-нибудь через забор? Иди отсюда сейчас же! Вот я скажу маме! – хватая сестру за плечо, строго говорит Алина.

Динка понимает, что попала впросак, и, упираясь, кричит:

– Не толкайся!.. Я бородатому ничего не сказала. Я тому, который без бороды... гладенькому такому!

– Какому гладенькому? – снова останавливается Алина.

Динка чувствует, что попала в цель.

– Ну да, гладенькому... без бороды, без усов, лысому...

– Лысому? – в замешательстве переспрашивает Алина.