Динка - Страница 90

В жизни Леньки редко бывали счастливые дни. Но сегодня ему повезло. Утром, пробравшись за пассажирами на пароход, он благополучно проехал в город и тут же, на пристани, заработал пятнадцать копеек у одной сердобольной барыньки, которой помог добраться с двумя чемоданами до извозчика.

– Сколько тебе? – спросила барынька. Но Ленька, не считая свою помощь за большой труд, махнул рукой:

– Ладно... Чего там!

Барынька сунула ему гривенник, а потом, увидев, как просияли глаза мальчика, растрогалась и добавила пятачок. Это была удача, и Ленька сразу почувствовал себя человеком с деньгами. Он ходил по базару и, ощущая мучительный голод, приценивался то к пирогам, которыми торговал разносчик, то к горячей картошке, политой бараньим жиром... Особенно долго стоял он в обжорном ряду, наблюдая, как к длинному столу один за другим подходили люди и, заплатив три копейки, получали из рук торговки окутанную душистым паром жестяную миску с мятой картошкой. Соблазнительный запах щекотал ноздри, но Ленька не решался отдать сразу целых три копейки и, махнув рукой, отошел подальше, сказав себе свою любимую фразу:

«Чего тут... Не маленький небось...»

Приценялся он и к толстым румяным бубликам... Но все казалось ему слишком дорого, и в конце концов он купил на две копейки горбушку хлеба и остался очень доволен собой. Но хлебом ему пришлось поделиться с Федькой, которого он встретил на базаре. Федька с утра продавал за гроши мелкую рыбешку, но рыбешка шла туго, Федька оголодал и собирался уже домой.

– Погоди... может, еще продашь! – разламывая пополам свой хлеб, сказал Ленька. – Тебе бы Макаку сюда! – засмеялся он, вспомнив свои торги рыбой.

Но Федьке было не до смеха.

– Меня нонче Митрич обещался взять с собой, – сказал он. – А из-за этой дряни и ловлю пропущу... Знаешь что? – предложил он Леньке. – Бери ее себе! Что продашь, а что сваришь дома!

Ленька согласился и занял Федькино место. Вначале ему повезло, и он умудрился заработать десять копеек, но потом дело застопорилось, и последнюю кучку никто не хотел брать. А между тем базар был в полном разгаре, и Ленька боялся потерять заработок.

«Возьму домой, похлебку сварю», – подумал мальчик и, сложив рыбу в корзинку, которую оставил ему Федька, пошел на пристань... Его привлекла столовая.

«Поглядеть бы, нет ли там опять дяди Степана?»

Но дяди Степана не было, зато Леньке снова удалось заработать немного денег, и он решил купить Динке большое румяное яблоко. Выбрав на возу самое лучшее яблоко, он прибавил к нему еще два поменьше и, заплатив, отошел.

Его беспокоила мысль о своем новом знакомом.

«Может, дома сидит... А может, на работе где-нибудь? – раздумывал Ленька. – А может, голодный?»

Мальчик решил купить хлеба и отнести Степану рыбу.

«Тот раз он меня кормил, а этот раз я его накормлю!» – радовался Ленька, шагая по грязному переулку и взбираясь по скрипучей лестнице деревянного флигеля.

Степан был дома.

– Вот и хорошо, что ты пришел! – весело сказал Степан. – А у меня вчера получка была! Сестра денег прислала, да за урок я получил! Пойдем в студенческую столовую обедать! – предложил он, садясь на кровать и натягивая на босые ноги ботинки.

Но Леньке не хотелось обедать за его счет.

– У меня есть рыба... – сказал он. – Я бы, дядя Степан, сварил похлебку, вот мы и наелись бы!

– Ну что ж! – согласился Степан, заглядывая в Ленькину корзинку. – Чего лучше! Сварим похлебку! Только один уговор: не называй ты меня дядей! Терпеть не могу всех этих дядей, тетей! – стаскивая ботинок, сказал он.

Ленька засмеялся.

– Ясно, смешно! Мы с тобой взрослые люди; ты Леонид, а я Степан! Ну, вываливай свою рыбу около печки, сейчас будем хозяйничать!

Сидя на корточках, они вдвоем выпотрошили рыбу, покормили спустившуюся с чердака голодную кошку, потом развели огонь и, поставив варить похлебку, разговорились. Польщенный тем, что Степан называет его Леонидом и считает его за равного себе, взрослого человека, Ленька вдруг почувствовал собственное достоинство и независимость; булькающая в кастрюле рыба и хлеб, выложенный им на стол, также прибавляли ему чувство независимости, а простое, дружеское отношение Степана располагало к доверию. Ленька рассказал о своем бегстве от хозяина и жизни на утесе.

– Как орел живу! – похвалился он.

– Это хорошо, это даже очень здорово, – задумчиво сказал Степан, закуривая папироску и пуская в потолок дым. – Но ведь вот какая неприятность: за летом приходит осень... дожди... Пожалуй, подмочит тебя на твоем утесе, а? – глядя на Леньку добрыми близорукими глазами, спросил он.

– Не подмочит! – засмеялся Ленька. – Я под камнем сплю!

Степан пощипал рыжий клинышек своей бородки и кивнул головой:

– Ну, спи пока под камнем! А зимой, если я до тех пор не получу бесплатную квартиру, будешь жить со мной!

– Это что же – тюрьму? – догадался Ленька.

– Ну да! Мало ли, что может случиться... Вот поднял бы ты тот раз бумажку и крикнул бы: «Держите его!» – так сейчас же меня, голубчика, и сцапали бы, – сказал Степан.

– Я не предатель и не сыщик! – обиделся Ленька.

– А есть и предатели, и сыщики, – бросая в угол папиросу, сказал Степан.

– А где же они есть? Если, например, среди рабочих, так там их нету... – пожал плечами Ленька.

– Почему – нету? Попадется вот такая бумажка какому-нибудь холую, подхалиму хозяйскому, вот он и снесет ее куда надо, а там начнется слежка... – заметил Степан.

– Так вы поаккуратней! Глядите, кому кладете... – нахмурился Ленька.

Степан поднял кастрюлю, подсыпал в жаровню углей, взял ложку.